ОБЩЕСТВО МЕРТВЫХ ПОЭТОВ |
|
ГОРОД КРЫС НЕФОРМАТ УБЕЙ ПОЛИТИКА ОСЕНЬ В ДУБОВЫХ ЛИСТЬЯХ НОВОСТИ АВТОРЫ |
ГЕНИАЛЬНЫЙ РОМАН (отрывки)
А.Б.-Б. без Д.В.Т С
тоской по соавтору...
*** …Гениальный
роман начинался гениально… Однажды
летом, в час небывало жаркого заката, в
Казани, на Чёрном озере, появились два
гражданина… Один из них был
упитан, а второй – никто иной, как я! На Я была синяя
рубашка, на упитанном – и того не было (а
было другое – белая сорочка, с
засученными рукавами). Оба мы мнили себя
гениями, но я хотел быть пророком, я даже
писал Библию в 15 лет. А упитанный
- боялся слов, и даже гением он считал
себя украдкой, когда никто не видит. А
когда все видели – он считал гением меня!
Так проще! А я и не возражал! Я было лет 20,
упитанному – 35 лет. Мы жили – на
рубеже веков Р-ж В-в… «рыбий жир
внутривенно» р ж в-в. каких веков – не
уточняем. Просто на рубеже. Вопрос: - А вот
интересно, как живут, за рубежом? Честный ответ: не
знаем! Где-то в пяти
минутах от нас жил герой…
Юноша наших лет. ГЛАВА 1
Он лежал на полу,
скорчившись, совсем голый. Комната была
заперта, так что он не опасался быть
застигнутым. Куда-то мимо дул вентилятор.
Играл магнитофон. Что именно – трудно
было разобрать. Лежащий был бледен,
иногда он глухо покашливал. Он и не знал,
что он герой… Он был не худ и не толст. Его курчавые всё ещё мягкие по-детски волосы неровно прикрывали чуть впалые щёки… Когда он выходил из комнаты, его знали под именем Алек. Род его занятий трудно было определить, но замечали его в очень разных местах, от министерства внутренних дел, до художественного салона, от Центрального городского банка, до заброшенных деревянных домов под снос. Жены у него не получилось. Любовь была… А так, как он был ещё немножко романтичным юношей, то – даже посвятил ей стишок: «Мою любовь звали Эля, Девушка на букву Эль. Я едва пригубил этот эль, А потом – она ушла. К эльфам». В сущности, так оно и было. И как сам он пользовался странной славой у немногих окружающих, то эта Эля была ещё страннее. В итоге – она сказала ему: «Я хочу быть свободной!», хотя он и не пробовал её держать. Они иногда случайно встречались, и тогда минут пятнадцать стояли посреди улицы, просто обнявшись, и расходились без последствий… - Алек, ты дома? – окликнули его из соседней комнаты. Ответа не последовало. – Алек, я тебе говорю! Он скорчился ещё сильнее, закрыл лицо руками. Потом руки его пошли вверх, прижимая волосы к голове, он слышно выдохнул… - Да-да мама… я уже встаю… Он, действительно, попробовал подняться, но задел головой книжную полку, одна из книг свалилась ему на затылок. Он скривил лицо и чертыхнулся. Взял в руки упавшую книгу - оказалось: «Преступление и наказание». «Этот Достоевский меня в конец психом сделает!» - подумал Алек. Однако вставать надо было, и он встал. Оделся и открыл дверь. - Ну, вот и я. - Чаю? - Зелёного… - Куда сегодня… - Не знаю… - И когда ты начнёшь нормально работать? - Но я ведь приношу деньги… - Прости, но для взрослого мужчины, это -… - Не деньги… А я не взрослый, - Это уж точно. Вон какой дуб вымахал, а ведёшь себя как дитё малое. - К сожалению, я уже и не дитё… - Вот именно, значит надо идти работать! - Но я ведь приношу деньги… - А ты, часом, не воруешь?.. - Да какое там! Я сам весь обворован… - Что же у тебя украли? - Детство… - Дурачок… - Угу… - Чаю?.. - Зелёного… - Так куда ты пойдёшь? - Не знаю… Ладно, пока ма, мне пора… - Ох… И когда же ты начнёшь нормально работать. Он заправил рубашку, застегнул джинсы, накинул пиджак. Сгрёб в кучу все
бумаги со стола, засунул их в портфель.
Вышел из своей маленькой квартирки в
Москву (по понедельникам он всегда
почему-то выходил именно в Москву,
почему – и сам
не знал) и поплёлся к метро, на станцию
ВДНХ. Хотя самого ВДНХ давно уже не
существовало, теперь это Всероссийский
Выставочный Центр, но имя у станции не
поменяли. «Вот и я так. Кажется, что давно уже нет меня, а табличку, то есть имя, снять забыли. Хожу теперь, как тень с табличкой. Все смотрят – «Ага! Табличка есть! Значит: живой! Значит: «здравствуй! Как дела!»… А по сути-то все мы здесь только тени с табличками… ВДНХ, от слова «выдохни», либо: «выдохлись», все мы живём на выдохе! На последнем выдохе… ещё секунда – и задохнёмся от нехватки воздуха, и сдохнем! ВДНХ!!» - думал кто-то.
Москва была не
выспавшаяся и немного нервная.
Алек это сразу заметил, как и всякий
приезжий, но успокоительного для
городов ещё не изобрели, а в городских
аптеках продавали совсем не то, поэтому
он лишь сочувственно покачал головой, не
прекращая ходьбы.
Но – вот и дошёл.
Метро…
Эскалатор целует ботинки взасос…
Поезд синий в
полоску.
Зашёл. Сел. Ему – на станцию «Чистые
пруды». Не проворонить
бы! Однако,
повинуясь закону великого противоречия,
единственному, который всегда
беспрекословно соблюдало его тело,
закрыл глаза и уснул… - Граждане
пассажиры, выходя из вагона
электропоезда – не забывайте свои вещи…
проходите, пожалуйста, милости прошу,
хозяин скоро будет, вы ведь, верно, его
ждёте? Сказал некто ровным голосом…
Одет он был в
старомодный (ударение – на второй
корень) костюм, с белою блузою,
коричневым жилетом и малиновым бантом,
повязанным у шеи… всё это отлично
сидело на его жилистом худом теле. Был он
весьма высок. И по-юношески строен. Хотя
сам был вовсе не юноша, Алек решил, что
этому человеку лет так 40-45.
Его глаза были голубые до
стеклянности… Он был
коротко и гладко пострижен. Ни один, даже
самый маленький волосок не выпячивался
из его аккуратной причёски. Он был
статен и прям. Алеку он напоминал чем-то
свежеобмытый труп аристократа, впрочем,
это и был аристократ: -
Граф Пётр Басманный, философ. –
представился бывший
неиз-вестный, – да вы, верно, слышали
обо мне… кстати говоря, с кем имею..? -
Алек…
Ривин… -
Алик,
это Александр? -
Трудно
сказать… -
Однако
ж, надо!… Самая большая вина на тех, кому трудно сказать! Кто видит всё, а сказать – боится! Ох уж эта истинно русская черта – безъязыкость! Ох уж эта страна, где царём величают безъязыкий колокол!
-
А Алексан Сергеич, наоборот, боялся
языкастых колокольчиков,
- ответил Алек и указал почему-то на
памятник… не-указательным пальцем…
…Очкарик с
беспокойством поглядывал на
небо – собирался дождь… Алек же –
уставясь в свой выставленный вперёд
палец – подумал:
«А ведь я мог бы стать неплохим
музыкантом!». -
Но, позвольте! – вдруг парировал
граф Басманный, – Пушкин – и сам был
языкаст, и, кстати говоря, Александр… -
ля-ля-ля…
бум-бум… «Дней
Александровых прекрасное начало…» -
глупо вырвалось у Алека… -
Забавный
каламбур!– по-философски отреагировал
Басманный. – а что? Есть
у них, у этих Александров (Pushkin, Romanoff…) в самом деле, что-то общее,
но это – не начало прекрасное, а конец
таинственно-фонети-ческий! О! Этот
извечный оксюморон!
Даже в звуках! Был Tsar (царь)–
стал Стар, то есть – старец Феодор
Кузьмич, корону выбросил к такой-то
матери, взял посох, скрутил его в таганий
рог, сотворил клюку и ушёл в лес! Ай,
хорошо! Был Tsar – стал Star,
то
есть Суперстар. И супер-царь! Потому
что – это он и есть! Наш батюшка – ДОБРЫЙ
ЦАРЬ ! Тыщу лет его Россия-матушка ждёт, а
он – короной в неё запустил и ушёл! А
второй?? – Поэт-гений, убит анти-гением: Данте,
с этим подобострастно-русским –с на
конце… Дык, ещё ведь дочурка услужила,
сделала Папашку свояком Дубельта, шефа
жандармов… Не зря, выходит, боялся он
колокольчиков-то на лошадях! Это -
жандармско-поэтская свадьба у него в
ушах пела! И не свояк он
этому Дубельту вовсе, а жена! На веки
вечные, и в горе и в радости…
-
А
есть ли вообще выход из этих оксюморонов?
Из этих самосебепротиворечий?.. … Пролетавшая
мимо ворона задумчиво какнула, но не
попала - Басманный ловко увернулся… -
Мне иной раз кажется: а нужно ли? –
ответил он, выпрямляясь, - я так кричал!
Статьи писал в журналы толстые, руками
махал, семафорил, мол: «Люди опомнитесь!
Посмотрите! Куда мы движемся…» Вон,
после этого кризиса в
98-ом, кириенковского, знаешь, что
написали в одной французской газете? «Эти
русские находятся уже на дне ямы, но всё
еще продолжают копать»! …два. Ать-два!
Ать-два! – послышалось вдалеке… Мимо
проходил строй солдат. Радостная ворона,
покинув странную двоицу, устремилась к
этой стайке людей в сапогах… -
Ну и что? Докричался я что ли? –
продолжал между тем Басманный, – Да
ничуть! Все смотрят на меня, как на
дурака… истинно, как на дурака! Да я и
есть дурак! На самое святое посягнул: на
ВЕЛИКОЕ РУССКОЕ
ПРОТИВОРЕЧИЕ всему и самоёй себе… -
И что же теперь вы будете делать?
Молчать? …два! Ать-два!
Ать-два! Снова послышалось вдалеке –
строй солдат возвращался назад… А
очкарик задумчиво смотрел на небо… «Наверно,
он поэт»,- подумал Алек… -
Да ни в жизнь! – возразил Басманный
– чтобы я от своего дурацкого слова
отказался? Ни за какие коврижки, шалишь
брат! У нас сейчас в России нет святее
человека, чем дурак! А потому – буду я
нести свой дурацкий крест до конца!
Сейчас – книгу писать собираюсь, «Измышления
дурака» называется. Деньги на издание
уже нашёл. У нас ведь шибко умных-то не
любят, а вот, ежели ты сам объявляешь: я,
мол, дурак, хочу быть писателем, тут тебе,
пожалуйста, и деньги, и всё находится,
дураки – нынче товар ходовой… -
Опять многозначность получается.
Какой же категории вы дурак? Который
святой, или который – товар ходовой? -
И тот, и этот, наверно… а у нас по-другому
и нельзя. ЗАКОН ВЕЛИКОГО РУССКОГО
ПРОТИВОРЕЧИЯ, понимаешь!… тьфу ты, чёрт!..
на этот раз она не промахнулась!.. -
Слезай, приехали, конечная… Алек
открыл глаза, перед ним стоял небритый
мужчина в «олимпийке» поверх чёрный
майки и серых штанах… -
Ну, чё смотришь? Слезай, говорю,
приехали… Дальше не едет автобус...
Эх ты, Соня-засоня… пить надо меньше…
Как
Алек оказался в автобусе, он
совершенно не помнил, однако же вышел, по
привычке ничему не удивившись. На улице
был вечер… Да, сон его несколько
затянулся… «но это, даже к лучшему…
здоровее буду», - подумал Алек и зашагал
прочь…
*** «Мы их удивили.
Мы приготовили им речь al alimon. Вы, наверное, не знаете,
что значит это слово, да и я не знал.
Федерико, который был мастером на всякие
выдумки и розыгрыши объяснил:
«Есть такой приём,
когда два тореро выступают против
одного быка с одним плащом на двоих. Это
опаснейший приём в тавромахии. И потому
видеть его можно очень редко. Такое
случается два или три раза в сто лет, и
возможно лишь в том случае, если два
тореро – родные братья или у них одна
кровь. Вот это и называют бой al
alimon. И то же самое
сегодня мы проделаем с речью»… Федерико Гарсиа
Лорка и Пабло Неруда…
И вот, однажды на Чёрном озере
встретились двое. И оба были, кажется,
поэты. И состоялось это al
alimon… Позже – ты уехал,
а у меня родился герой… Он жил на
границе. На рубеже веков. Р-ж
В-в… Русская жопа вашего величества р-ж в-в.
Каких
веков – не уточняем. Главное, что на
рубеже. Граница проходила прямо на нём.
Вторая половинка его – жила в пяти
минутах от тебя. Где же ты?! Приезжай!
Аl alimon! Мы их удивили… … «Там, где сходятся половинки…»
Айрат Бик-Булатов
|